Закон кооперации, или О роли солидарного труда всех членов социального тела

То есть уже тогда аграрная, казалось бы, страна в отличие от европейских стран тормозила в развитии свою хозяйствующую «специфику» – сельское хозяйство. Оно не представляло собой полноправный вид промышленности со всеми вытекающими последствиями – решением вопросов труда, капитала, рынка, землепользования и землеустройства, кооперации и т.д. Остается добавить, что за 11 лет своего существования все четыре (дореволюционные) Государственные Думы так и не ввели в действие наиболее важные законы, касающиеся аграрной политики государства, хотя проектами по реформированию России они были просто завалены.

Дума не выполнила самую главную задачу: все законопроекты, которые непосредственно были связаны с интересами людей труда, крестьянами – о кооперации, общине, земле, волостном земстве, введении прогрессивного налога, то есть там, где непосредственно речь шла об интересах трудового люда и в какой-то степени ущемлялись интересы элиты, через Думу так и не прошли. И то, что эти важные законы не были проведены, права простого люда не были закреплены, ограждены и защищены, конечно, явилось одной из причин революции.

Одним из обсуждаемых в те времена вопросов был переход крестьян от общинной, державшейся в немалой степени на налоговой круговой поруке, к добровольно-кооперативной форме землепользования. Предполагалось, что в кооперации традиционная община, артель обретут новую форму, новую жизнь, а в целом будут соответствовать крестьянскому складу ума и традиционному образу жизни. И жизнь подтверждала правильность такого развития.

Кооперативное движение в начале XX века росло в России, как снежный ком. По свидетельствам современников, кооперация втягивала миллионы людей: кооперативные формы проще, доступнее, понятнее массам, они связаны с их ежедневными нуждами, «доступны пониманию каждой бабы». Для «книжников» кооперация представлялась делом скучным, для рядового человека – жизненно важным, а потому и вылилась в истинно народное движение, объединившее людей.

А.Ф. Керенский верно подмечал в мемуарах, что сутью всех споров в Думе, фокусом которых был аграрный вопрос, был выбор пути развития страны: или Россия пойдет по пути насаждения фермерских и иных частнособственнических хозяйств (по немецкому или французскому образцу), или будет развивать артельные, общинные формы. По словам экс-премьера Временного правительства, «именно кооперативное движение, свободно развивавшееся в условиях конституционной России, дало возможность русскому народу и прежде всего крестьянству проявить природную сметку и организаторский талант».

Перед Первой мировой войной около половины всех крестьянских хозяйств включилось в кооперативное движение. В Сибири возникали уже не только снабженческо-сбытовые кооперативы, крестьяне на паях строили «предприятия» по сохранению, переработке и сбыту сельхозпродукции (мельницы, маслобойни, крупорушки), их продукция (например, знаменитое сибирское масло) успешно осваивала мировой рынок.

Недооценка этих новых перспектив, однобокая ставка «на сильных» были, наверное, стратегическим просчетом П.А. Столыпина, и не его одного. Кооперативы, в отличие от фермеров, отрубников льготными кредитами не пользовались, закон не помогал им окрепнуть и занять свое место в народном хозяйстве страны – принятый Думой третьего созыва закон о кооперации застрял в Государственной совете и получил добро только при Временном правительстве.

Объективно Столыпин действовал как реформатор, для которого аграрное переустройство и подавление революции были необходимыми условиями социальной модернизации. Он верил в возможность медленного, эволюционного, но неотвратимого преобразования России. При проведении реформ принципиальное значение для Столыпина имело его твердое намерение не предпринимать никаких принудительных мер по ограничению дворянского землевладения. Он считал, что отчуждение части помещичьих земель за выкуп, которое предлагали либеральные партии, нарушает право частной собственности и потому неприемлемо для правительства и страны, начинающих движение в направлении «правового уклада». Вместе с тем он не сдерживал процесс хозяйственного оскудения дворянского сословия и утраты им части земельного фонда, что вызывало ярость помещиков.

Считать, что Петр Аркадьевич был разрушителем общины – распространенная ошибка. Столыпин не был сторонником разрушения общины. Да, он защищал право крестьян свободно выйти из общины, но одновременно говорил, что те крестьяне, которые не захотят выйти из нее, должны эту общину сохранить, и эта община должна получить определенные права. Он внес соответствующий законопроект, который, однако, не был принят.

…В современной России Столыпиным увлеклись в начале 1990-х годов с вполне определенной целью. Когда разрушали колхозы, совхозы, когда началась «прихватизация», тогда Столыпина «подняли» как врага общины, твердили, что он – сторонник хутора, сторонник фермерства. Фермерства сегодня мы так толком и не создали, потому что Столыпин, когда создавал фермерские хозяйства в Центральной России и Сибири, давал крестьянам землю, ссуду в кредит, освобождал от налогов на определенное время, давал им лес для того, чтобы они могли строиться, то есть создавал реальные условия для того, чтобы мужик мог встать на ноги.

Главное в деятельности Столыпина основательно подзабыли, заболтали, исказили, а оно заключалось в том, чтобы крестьянин имел самодостаточное хозяйство, чтобы его мелкое производство обеспечивало его потребности, чтобы он имел возможность реально быть полноправным гражданином, участвовать в управлении страной. Для этого Столыпин стремился создать волостные земства в масштабе всей страны. От волости (прихода, общины) до столицы, до Государственной Думы должны быть единые по природе законодатели народной власти на выборных началах. Этот проект Столыпина не был введен в жизнь.

А цель была великая – органически включить в государственный аппарат крестьянское самоуправление – власть мира. Ведь до сих пор власть пользовалась этим только для сбора налогов. Однако этот закон застрял в Думе и Госсовете: депутаты и сенаторы опасались, что крестьяне, получив власть в волости, немедленно введут прогрессивный налог на землевладельцев, реализуя мужицкую мечту о всеобщем «поравнении». Господа боялись «черного передела». В войну Россия вошла, не завершив великих судьбоносных реформ Столыпина, напоминая собой недостроенную безглавую храмину, наверху которой сцепилась думская оппозиция с императором: Дума требовала всей полноты власти («Да преклонится власть исполнительная перед властью законодательной»), государь желал править «как встарь». Эта конфронтация погубила и тех, и других…

Но простой люд, крестьянство, несмотря на отсутствие «должного» указания сверху, проявило беспрецедентную солидарность: по числу кооперативов и членов в них Россия в начале XX века заняла первое место в мире. Столь стремительного роста кооперации не знала ни одна страна. К 1917 году количество кооперативов всех типов приближалось к 50000 (около 25000 потребительских обществ, 16500 кредитных кооперативов, 6000 сельскохозяйственных обществ, 2400 сельскохозяйственных товариществ, 3000 маслодельных артелей, 1500-2000 производящих и кустарно-хозяйственных артелей). В них состояло около 14 миллионов человек.

После Октябрьской революции 1917 года, пережив гражданскую войну, продразверстку и военный коммунизм, сельское хозяйство России, как и вся ее экономика, пришло в состояние упадка и разорения. В стране разразился голод. В 1921 году Ленин прибегает к вынужденной разумной мере – новой экономической политике (НЭП), в том числе и в аграрном секторе. Продразверстку заменяют продовольственным налогом, крестьянам сообщают, что в зависимости от размера пастбищ и урожая они будут платить определенную, строго фиксированную долю урожая как бы в оплату за полученную землю, продотряды были распущены, конфискация хлеба прекращена.

Естественно, весной 1921 года деревня распахалась. Крестьянам это было выгодно, потому что основная часть хлеба и другой сельхозпродукции оставалась в их руках, они свободно могли ею распоряжаться, могли продать на рынке, могли расширить запасы, сохранить больше семян, расширить посев. Крестьянам разрешили брать землю в аренду. В течение двух лет Россия восстановила довоенное производство хлеба, резко увеличилось поголовье скота, птицы. Деревня стала зажиточной, середняцкой.

Но в промышленности ничего не изменилось. По-прежнему, все крупные заводы и фабрики оставались государственными. Разрешили открывать только мелкие мастерские по ремонту обуви, пошиву одежды. Получились «ножницы»: хлеба – много, промышленных товаров – мало. Государство продавало промышленные товары – сельхозинвентарь, обувь, одежду, стройматериалы, керосин и прочее – по завышенным ценам. Крестьянам это не выгодно, они не в состоянии покупать удобрения, сельхозинвентарь, племенной скот. Полного оздоровления экономики не произошло.

Ленин колебался. То он говорил, что НЭП надолго, то он утверждал прямо противоположное: «Из России нэповской вырастет Россия социалистическая. НЭП – это временное отступление для того, чтобы перестроить ряды, пойти в новую атаку».

Свободного обсуждения вопросов, по каким путям развиваться дальше стране, не было. Относительная свобода рыночных отношений, внешняя торговля, банки – все оставалось под контролем государства. Даже эта относительная экономическая свобода не сопровождалась свободой политической.

Существование кооперации в советской России определялось ее взаимодействием не с частным капиталом, а с государственным сектором экономики, и сельскохозяйственная кооперация постепенно была подменена созданием так называемых коллективных хозяйств и их огосударствлением, критика которых решительно пресекалась.

В конце 1920-х годов коммерческая составляющая сельхозкооперации окончательно превратилась в деятельность по сбору сырья от крестьян и доставке его госпромышленности в соответствии с заранее установленными планами и ценами. Система комиссионных доплат пайщикам была заменена премиальными выплатами сдатчикам продукции.

В период коллективизации сельского хозяйства в СССР старая сельхозкооперация была практически полностью ликвидирована, а колхозы изображались как «вершина» развития кооперации, к которой эволюционируют все другие, «пpocтeйшиe», виды кооперативов. На самом деле коллективизация была не раскулачиванием, как утверждалось в агитках, а раскрестьяниванием, уничтожением самой активной и трудолюбивой, самой зажиточной и образованной части крестьянства.

Сталинская коллективизация в 1920-1930-е годы в Союзе и в конце 1940-х – начале 1950-х годов в присоединенных республиках проводилась для того, чтобы грабить сельское хозяйство и за счет этого создавать индустрию и сильную армию. Сказалась также и закоренелая болезнь российского бюрократа-чинодрала – неверие в народ.

И тогда было понятно, что колхоз – это своеобразная коммуна с неделимой собственностью, но не кооператив. Подлинный же кооператив основывается на добровольном сотрудничестве производителей-собственников, при этом собственность носит частный характер при совместной форме ее хозяйственного использования, когда в собственности кооператива – и техника, и предприятия по переработке сельхозпродукции, и экспортно-сбытовые каналы, и другие элементы инфраструктуры.

Великий советский и российский историк А.Ф. Смирнов в статье, основанной на его курсе лекций по истории России, прочитанном в Сретенской духовной семинарии (2003-2004 гг.) писал:

«Во время болезни Ленин продиктовал соратникам несколько документов, которые вошли в историю как «Последние записки и письма Ильича». Это было его завещание. Оно охватывало все важнейшие участки работы. В число документов, продиктованных Лениным, входила статья о кооперации. Она даже была опубликована в печати. Не все его записки публиковались, но эта была опубликована. Смысл этой статьи заключался в следующем. Мы, большевики, в свое время воевали с кооператорами. Со времен Роберта Оуэна, великого социалиста-утописта, на Западе и в Европе считалось, что путем распространения кооперативов можно постепенно уничтожить неравенство, эксплуатацию, и все народное хозяйство, вся промышленность будет построена на кооперативных началах, сами рабочие будут и собственниками этих предприятий. Эксплуатации не будет. Мы, большевики, считали, что таким путем эксплуатацию не уничтожишь, что нужно вырвать силой из рук буржуев, помещиков собственность и передать ее народу. Без завоевания политической власти равенство, справедливость не установишь. Но мы теперь завоевали политическую власть, она теперь у нас в руках, и, собственно говоря, основное противоречие с кооператорами теперь снято самой жизнью. Надо действительно, чтоб страна покрылась сетью всевозможных кооперативов. Пусть они вместе покупают керосин, пилят дрова, обрабатывают землю, выращивают скот – разные формы кооперации, разные формы объединенного товарищеского труда. И когда вся страна покроется сетью кооперативов – это, собственно, и будет социализм. Россия должна стать строем цивилизованных кооператоров (цивилизованных – в смысле профессионально грамотных рабочих).

У нас очень плохо знают историю кооперативного движения, и поэтому статью Ленина часто неправильно понимают, а сейчас о ней и забыли.

Кооперативы в России начали бурно развиваться еще в ХIХ веке, после реформы 1861 года. Причем кооперативы возникали как по инициативе мелких помещиков, разночинцев, инженеров, агрономов, так и интеллигенции, которые создавали на паях различные общества по производству сыра, масла и т.п. Сыроделие в России возникло именно как кооперативная форма в Вологодской губернии. Затем кооперативы, часто при поддержке социалистически настроенных дворян, интеллигентов, агрономов, стали возникать среди самих крестьян. Общины, крестьянские артели начинали на паях покупать машины для обработки земли, для обмолота хлеба, трактора, плуги, заводить породистый скот. Строили маслозаводы, мельницы, крупорушки, маслобойни. Причем, это приняло массовый характер. Сибирские крестьяне настолько удачно развили производство масла, что завалили Западную Европу своим маслом. Россия получала от продажи этого масла больше выручки, чем от торговли золотом. Были хорошие заводы, там много чего можно было производить, вплоть до мороженого. Было прекрасное французское и бельгийское оборудование.

Менделеев, который был не только великим химиком, но и экономистом, говорил, что поддержка кооперирования сельского хозяйства России – это путь к всеобщему изобилию России. Очень сильно было развито кооперативное движение среди немецких и болгарских поселенцев. Причем нередко оно было связано с религиозными формами, потому что немецкие колонисты Поволжья, Южной России, на Украине, лютеране-протестанты разных оттенков, выезжали туда целыми общинами. У них было превосходно поставлено производство. Выпускали вино, ткани, машины. И наши, русские, кооперативы были связаны с артельной формой хозяйства. Крестьяне всем миром, всей общиной, всей артелью принимали решение купить технику или построить маслозавод.

Так что Ленин в этом отношении был неоригинален, он подсмотрел то, что было в жизни, несмотря на то, что большевики с этим боролись. Спустя 20 лет после Менделеева Ленин, наконец, додумался, что кооперацию нужно поддерживать. Отношение большевиков к кооперативному движению было далеко не однозначным. И даже после статьи Ленина о кооперации большевики ревниво относились к тем кооперативам, которые уже существовали, которые создавали сами крестьяне, сами ремесленники. Они всё хотели прибрать к своим рукам, хотели командовать. Кооперативы, которые возникли еще при Столыпине, они называли кулацкими, потому что это были процветающие хозяйства, их прижимали всячески.

Всё принимало такую форму: нам нужны не кооперативы, а коммуны, и создавали коммуны. На базе конфискованного помещичьего имения или крупного кулацкого хозяйства, где готовые постройки, инвентарь, скот, сады, пруды, орошения, – создается коммуна.

Несмотря на государственную поддержку, на всякие льготы, на то, что их снабжали всем необходимым, эти коммуны быстро разваливались. Никакого порядка в них не было – всё на псевдодобровольных началах, всё на лозунгах. Коммунары быстро проедали то, что оставалось у помещика, скот дох, машины выходили из строя. Потому что такая форма труда базируется на чисто потребительских инстинктах удовлетворения своих потребностей: я буду заниматься тем, чем захочу, – и один играет на балалайке целый день, другой розы окапывает в саду, а идти в свинарник, ухаживать за скотиной некому…

Конечно, трудовая деятельность человека всегда связана в какой-то степени с реализацией природных способностей. Учитывать эти наклонности надо, но сводить всю организацию труда только к удовлетворению природных способностей, склонностей, навыков, желаний – это анархия явная, перебор. А самое главное, что в этих коммунах господствовала командная система. Во главе коммун стояли фанатики-коммунары, которые действовали по принципу: моему нраву не препятствуй!

С одной стороны, поселки коммунаров в Алтайском крае, например, выгодно отличались от окрестных деревень. Там были сады, виноградники, хороший племенной скот. Одевались они почище, дома у них были построены по плану, школы. С другой стороны, жили они как бы сами по себе и, в основном, за счет щедрых субсидий и освобождения от налогов. Процветание, таким образом, было искусственное. Всеобщей формой переустройства жизни они не стали. Впоследствии их преобразовали в колхозы, в обычные сельхозартели».

Несмотря на указ Ельцина о роспуске колхозов и совхозов с 1 января 1992 года и усилия младореформаторов, вооруженных этим указом, помочь крестьянам «распуститься», разбежаться из колхозов, кооперативы остались и играют очень большую роль в нашем сегодняшнем сельском хозяйстве и в жизни современной деревни, хотя широкого распространения, широкой огласки и поддержки со стороны нового государства они не получили. Без малого 20-летние реформы не удаются, народ живет все хуже и хуже.

У нас нет мелкого производства, оно было уничтожено большевиками еще во время коллективизации и индустриализации. А спустя 80 лет те крупные предприятия, которые были созданы, «прихватизировали» олигархи, и простой люд остался ни с чем. Хотя всем известно, что во всех странах 60-80 % валовой продукции производят мелкие производители, потому что семья должна быть самодостаточна, она должна сама себя кормить, как мужик до революции, – он сеял, пахал, валенки делал, овчину выделывал, шубу шил, женщины пряли, и на этой базе развивалось ремесло, развивались знаменитые ремесленные производства. В Кимрах, например, был центр по производству сапог, под Суздалем – артель иконописцев и т.д. Мы все это порушили…

И что делать, спрашивается? Возрождать! Мелкое и среднее производство надо сейчас срочно возрождать, чтобы люди могли заниматься полезным трудом. Но организацией этого процесса должны заниматься сведущие в этих делах профессионалы, а не «дамы в шелках» из законодательных собраний.

К чему мы в советское время привыкли – так это к перестройкам. Но вот что удивительно: ни одна реформа не задалась. И горбачевскую перестройку встретили скептически. Селяне тогда и подумать не могли, что им придется пережить вторую драму в деревне. Политическое банкротство КПСС, стремительный развал систем жизнеобеспечения, развал СССР вели одновременно к падению сельскохозяйственного производства. Этому способствовал преждевременный, совершенно непродуманный указ Ельцина о роспуске колхозов и совхозов. Россия – страна, которая не знала фермерского хозяйства. Мировой опыт был, а вот российский… Даже П.А. Столыпин разбил себе лоб о консервативную сельскую общину. А наплыв в страну дешевой западной мясомолочной продукции нанес окончательный удар по отечественному производителю.

Некогда сильные хозяйства стали таять, как снег под лучами весеннего солнца. Число рабочих рук стремительно сокращалось. Борьба за выживание стала смыслом жизни вчерашних колхозников, рабочих совхозов, интеллигенции. Подворье помогало поддерживать жизнь. Правительство В.С. Черномырдина избрало не лучший способ борьбы с галлопирующей инфляцией. Бюджетникам, а на селе – это, в основном, врачи и учителя, просто перестали месяцами выплачивать зарплату. По стране прокатилась волна забастовок. Останавливалась работа школ, дети оказались заложниками непродуманной политики власти. Высокий процент безработицы особенно среди молодежи создавал крайне опасную ситуацию…

Сегодня актуальность исследования вопросов сельскохозяйственной кооперации возросла в связи с тем, что произошедшие структурные изменения в формах собственности, землепользования, отношений государства с товаропроизводителями не принесли желаемых результатов. Предполагалось, что предоставление хозяйственной и экономической самостоятельности сельхозпредприятиям и невмешательство государства в деятельность аграрного сектора, позволит повысить эффективность этого производства. Делалась ставка на разукрупнение крупных предприятий и переход к частному предпринимательству. И как итог – рост цен, монополизм перерабатывающих и агросервисных предприятий и, как следствие, убыточность сельского хозяйства.

Адаптации без господдержки к условиям рынка в аграрном секторе не произошло, и сегодня сельское хозяйство представляет собой межотраслевую сферу народного хозяйства с элементами ничем не оправданной конкурентной борьбы внутри себя, с живучими законами дикого рынка. Сельское хозяйство сегодня не представляет собой единый организм с крепкими внутренними связями, в основе которого – инициатива и труд крестьянина.

Тем не менее, опыт последних лет показал, что именно крупные сельскохозяйственные предприятия, к числу которых можно отнести и агрохолдинги, и кооперативы, способны добиться высоких экономических показателей и занять доминирующее положение в аграрном секторе страны. Именно сельскохозяйственная кооперация в условиях рыночных отношений позволяет использовать преимущества крупного товарного производства, не ущемляя интересов мелкогрупповых формирований. Для стабилизации работы всего агропромышленного комплекса страны требуется восстановление нарушенных производственно-экономических связей между сельхозпредприятиями, перерабатывающими предприятиями и торговлей. Устранить возникшие противоречия интересов можно лишь при их объединении на принципах кооперации. В условиях экономического кризиса требуется объединение земельных, материальных, финансовых и трудовых ресурсов всех хозяйственных единиц.

Недооценка роли кооперативов, сохраняющихся до сих пор, связана с негативным опытом, когда сельскохозяйственные кооперативы выступали инструментом решения определенных идеологических задач. Между тем, более чем полутора вековой опыт, накопленный кооперативным движением, свидетельствует об эффективной его роли в рациональной организации крупного производства в сельском хозяйстве.

Кооперация – это не только организационная форма хозяйства, но и общественное движение. Кооперативное движение в мире к началу XXI века является самым многочисленным социально-экономическим движением современности. Будучи порождением самой жизни, кооперация стала неотъемлемым атрибутом общества. Сельскохозяйственная кооперация соединяет интересы всех участников агропромышленного процесса, обеспечивает условия для укрепления сельскохозяйственного производства, его интенсификации, решение социальных проблем села. Поэтому сегодня, когда идут поиски путей выхода из кризиса, повышения уровня жизни населения, роль кооперации в России неизмеримо возрастает.

В недрах кооперативного движения, как движения общественного, сложилась своеобразная идеология, составляющая кооперативный идеал, основывающийся на кооперативных ценностях. Это ценности не экономического и материального, а этического свойства: взаимная помощь, демократия, равенство, справедливость и солидарность. Их придерживается вся мировая кооперативная общественность. Это те ценности, которые подчеркивают, что кооперативы действуют, прежде всего, во благо своих членов, а не в интересах капитала. Уважение к чужому труду и разделение горестей и радостей – совместно. Прибыль – это частный, условно говоря, интерес, кооператив – содружество, объединение людей, готовых помочь и поддержать друг друга.

Кооператив – это среда, которой нам так не хватает в обычной жизни. И этой солидарности труда ради создания нашего «социального тела» нам, видимо, придется учиться заново – эту ментальность за период советской и постсоветской реальности наши граждане заметно утеряли.

«Ваша рожь поспела сегодня; моя будет готова завтра; для нас обоих выгодно, чтобы я работал с вами сегодня и чтобы вы помогли мне завтра. Но у меня нет расположения к вам, и я знаю, что вы также мало расположены ко мне. Поэтому ради вас я не возьму на себя лишней работы, а если бы я стал помогать вам ради себя самого в ожидании ответной услуги, то меня, скорее всего, постигло бы разочарование, и я напрасно стал бы рассчитывать на вашу благодарность. Итак, я предоставляю вам работать в одиночку; вы отвечаете мне тем же; погода меняется; и мы оба лишаемся урожая вследствие недостатка во взаимном доверии и невозможности рассчитывать друг на друга. Дэвид Юм. «Трактат человеческой натуры». 1740 г.

«…Объединяйтесь – практикуйте взаимную помощь! Она предоставляет самое верное средство для обеспечения наибольшей безопасности; как для каждого в отдельности, так и для всех вместе она является лучшей гарантией для существования и прогресса физического, умственного и нравственного. (…) Любовь, симпатия и самопожертвование, конечно, играют громадную роль в прогрессивном развитии наших нравственных чувств. Но общество... зиждется вовсе не на любви и даже не на симпатии. Оно зиждется на сознании – хотя бы инстинктивном – человеческой солидарности, взаимной зависимости людей. Оно зиждется на бессознательном или полуосознанном признании силы, заимствуемой каждым человеком из общей практики взаимопомощи; на тесной зависимости счастья каждой личности от счастья всех и на чувстве справедливости». П.А. Кропоткин. Речь «О законе взаимной помощи». 1880 г.

«Как бы ни были различны взгляды на широту прав и задач государства, нигде, кроме России, нет со стороны последнего такого полного отречения от своих существеннейших обязанностей в отношении народного хозяйства. Даже в странах, где принципом государственной деятельности поставлен экономический либерализм, строго и систематически проводимый, никогда государство не отрекалось от положительного творчества в области народного труда. (…) Исключение представляет одна Россия. Здесь государство как будто вовсе не служит народу и его интересам, как будто представляет цель само для себя, служит только самому себе, возвышается над народом как нечто почти ему чуждое, однако постоянно нуждающееся в народных силах и средствах. (…)

До чего доходили апатия, неуменье и страх правительства вмешаться в народное хозяйство, до чего колоссально было отчуждение официальной России от России живой, показывают примеры взятые наудачу: леса истреблены огромными полосами вдоль всех рек и линий железных дорог, истребляются и сейчас в силу принципа невмешательства. Железные дороги находятся в чужих руках и своими конвенциями с Европой губят в корень русскую промышленность – в силу того же принципа. Богатейшие в мире ископаемые богатства, которые так щедро рассыпаны Богом по России, лежат без разработки: в Москву и Одессу везут английский уголь, железо, даже глину! С самой эпохи реформ официальная Россия как бы забыла о внутренней и экономической жизни народа; да она и не могла заботиться о ней, ибо об его новом хозяйстве и новых нуждах не имела ни малейшего представления». С.Ф. Шарапов. «Что нужно, прежде всего, для нашего экономического возрождения?». 1885 г.

«Что нужно делать, чтобы победить все враждебные человеку условия и сделать возможной на Земле счастливую жизнь? Каким образом можно обосновать действительно научную мораль, выполнение которой способно наполнить нас чувством радости и удовлетворения? После того как наука разрушила детскую веру в существование благого провидения, после того как она уничтожила наивную веру в благожелательную природу, которая оберегает нас в нашей жизни, вопрос о создании действительно научной морали является первой необходимостью. Единственный путь, который открывается перед человеком, – это объединить свои усилия с усилиями других людей, чтобы совместно победить все силы природы и направить их на служение новому обществу, построенному на принципах справедливости и взаимного уважения». Л.И. Мечников. «Цивилизации и великие исторические реки». 1889 г.

«Вместе с великими благами, какие принесло нам византийское влияние, мы вынесли из него и один большой недостаток. Источником этого недостатка было одно – излишество самого влияния. Целые века греческие, а затем и русские пастыри и книги приучали нас веровать, во все веровать и всему веровать,.. при этом нам запрещали размышлять. (…) Нам твердили: веруй, но не умствуй. Мы стали бояться мысли, как греха, пытливого разума, как соблазнителя, раньше, чем умели мыслить, чем пробудилась у нас пытливость. Потому когда мы встретились с чужой мыслью, мы ее приняли на веру. (…) Под византийским влиянием мы были холопы чужой веры, под западноевропейским стали холопами чужой мысли». В.О. Ключевский. «Верование и мышление». 1898 г.

«Россия, взятая в целом, думается мне, доросла до требования свободы, но не иной как соединенной с трудом и выполнением долга. Виды и формы свободы узаконить легко прямыми статьями, а надо еще немало поработать мозгами в Государственной думе, чтобы законами поощрить труд и вызвать порывы долга перед Родиной». Д.И. Менделеев. «Заветные мысли». 1903-1905 гг.

«...Теперь о методах, которые применяли во всех колхозах района согласно установкам Овчинникова и под непосредственным руководством Шарапова. Выселение из дома и распродажа имущества производилась простейше: колхозник получал контрольную цифру сдачи хлеба, допустим, 10 ц. За несдачу его исключали из колхоза, учитывали всю его задолженность, включая и произвольно устанавливаемую убыточность, понесенную колхозом за прошлые годы, и предъявляли все платежи, как к единоличнику. Причем, соответственно сумме платежей расценивалось имущество колхозника; расценивалось так, что его в аккурат хватало на погашение задолженности. Дом, например, можно было купить за 60-80 руб., а такую мелочь, как шуба или валенки, покупали буквально за гроши...

Было официально и строжайше воспрещено остальным колхозникам пускать в свои дома ночевать или греться выселенных. Им надлежало жить в сараях, в погребах, на улицах, в садах. Население было предупреждено: кто пустит выселенную семью – будет сам выселен с семьей. И выселяли только за то, что какой-нибудь колхозник, тронутый ревом замерзающих детишек, пускал своего выселенного соседа погреться. 1090 семей при 20-градусном морозе изо дня в день круглые сутки жили на улице. Днем, как тени, слонялись около своих замкнутых домов, а по ночам искали убежища от холода в сараях, в мякинниках. Но по закону, установленному крайкомом, им и там нельзя было ночевать! Председатели сельских советов и секретари ячеек посылали по улицам патрули, которые шарили по сараям и выгоняли семьи выкинутых из домов колхозников на улицы…» Из письма М.А Шолохова – И.В. Сталину. 4 апреля 1933 г. Станица Вешенская

«Да, в России много нефти, газа, угля, леса, почти вся таблица Менделеева в разведанных месторождениях. Но по эффективности (а не по объемам) наши основные запасы существенно уступают «лучшим мировым образцам», например ближневосточной нефти (себестоимость ее добычи, похоже, в среднем в 8 раз ниже, чем нашей). Делая ставку на эксплуатацию своих природных ресурсов как доминанту экономической стратегии, Россия какое-то время может перебиваться с хлеба на квас, однако не только не достигнет благосостояния в предвидимом будущем, но потеряет всякие шансы обеспечить его даже в очень отдаленной перспективе». В.И. Данилов-Данильян. «Бегство к рынку: десять лет спустя». 2001 г.

«Репутация – как раз та точка, где смыкаются технология и кооперация. Наиболее ощутимые общественные последствия технологии не ограничиваются лишь количественными показателями: удешевлением и более быстрой работой того, что было прежде. Наиболее мощный преобразующий потенциал соединения человеческих общественных склонностей с действенностью информационных технологий заключается в открывающейся возможности делать новое сообща, сотрудничать в невиданных прежде масштабах и невиданным прежде образом». Говард Рейнгольд. «Умная толпа: новая социальная революция». 2006 г.

«В 1993 году мы упустили уникальную возможность, и я не уверен, что она скоро появится вновь – создать в стране подлинно народную власть: Советскую парламентскую республику, лишенную контроля одной партии, как бы она ни называлась. В этом подлинный смысл, суть трагедии расстрела Верховного Совета, который все-таки был тормозом на пути этой жуткой приватизации. Именно поэтому его уничтожили. Затем Чубайс и компания приватизировали, я бы сказал, государственный аппарат и, используя это как рычаг, захватили собственность в свои руки. «Прихватизация» – передача в руки олигархов бывшей государственной промышленности, богатств недр – ограбила народ, лишила людей возможности создать собственное дело, обеспечить семью необходимым. Мелкое производство не получило развития, экономически простой люд ограблен, политически он бесправен, ибо лишен возможности принимать участие в управлении. Его к власти даже в самом низу не допускали. Административная реформа не завершена. Вертикаль власти выстроена только от центра к региону и далее только намечено пунктиром местное управление (самоуправление), лишенное связи с государственными органами». А.Ф. Смирнов. «Почему был расстрелян Верховный Совет...». 2007 г.

«Мир России часто называют цивилизацией Севера. И многие века жизни в зоне рискованного земледелия при постоянной военной угрозе сформировали свой, общинный тип самоорганизации (вероятно, тесно связанный с нынешними доменами) и свое отношение к жизни. Императивы «общее выше личного», «духовное выше материального», «справедливость выше закона», «будущее важнее настоящего и прошлого», естественные для нашей цивилизации, чужды для западного мировосприятия». Г.Г. Малинецкий. «Проектирование будущего и модернизация России». 2009 г.

Источник "selros.nichost.ru"