Ошейник для кооператора

В этом году исполняется 25 лет не просто со дня начала кооперативного движения, а со дня преобразования плановой экономики в капитализм. По сути, это день рождения рыночной экономики в России. То, что обозначил Горбачёв, назвав перестройкой, оказалось на деле «бла-бла-бла» и боле ничего. Только и звучало: «Мы ускоримся! Мы углубим!» И вдруг джинна выпустили из бутылки – людям разрешили зарабатывать деньги, чуть позже – нанимать работников, выкинуть к чёртовой матери трудовые книжки, пахать на двух-трёх работах и везде получать деньги. Что раньше каралось законом.

Своими воспоминаниями с главным редактором «АН» Андреем Углановым делится учредитель кооператива №10, первый и единственный официальный миллионер СССР Артём ТАРАСОВ.

– Артём Михайлович, после защиты кандидатской вы возглавляли лабораторию и вдруг… кинулись «делать деньги». Я понимаю, цеховики, бывшие расхитители социалистической собственности, для которых появился шанс вылезти из своих подвалов и стать хозяевами жизни…

– Не совсем так. Вначале ни один нормальный цеховик не пошёл в кооперацию. «Послушайте, сумасшедшие инженеры, – говорили они нам, – мы дикие псы, бегаем, рыщем, не жалея сил, и если урвём «мяса», то вся добыча наша. А вы подставляете свою шею и просите надеть ошейник. Да вас через полгода пересажают. Ну а мы пока подождём». Ошиблись они на полтора года. В таком виде, в каком начиналось кооперативное движение, прожило всего два года. Тогда на подъёме демократии люди пошли честно зарабатывать. Ну а цеховики наблюдали со стороны. Выжидали не зря. Взойдя в 1987-м, кооперация покатилась к закату уже в 1989-м. А в 1990-м обстановка в кооперативном бизнесе вообще полностью поменялась.

– То есть как поменялась?

– Советская партийная номенклатура просекла, что можно быстро разбогатеть. Мы же тогда пересели на иномарки, въезжали в новые квартиры, строили дома. Расторопным комсомольским работникам стало интересно: и чем это они там занимаются? Джинсы варят? Но это же мелочь. Может, начнём приватизацию… Ну и начали. Банки приватизировали прямо с деньгами. Переводили какое-нибудь люберецкое отделение в новый «банк экономического развития» и становились его хозяевами. Подминали предприятия и маленькие, и большие…

– И очень большие.

– Помню такой случай. В начале 90-го пришёл ко мне директор достаточно крупного электронного завода на Бауманской. Огромная территория: пять корпусов, в том числе 10-этажный. 8 тысяч сотрудников. Правда, на тот момент больше половины разбежались. Уникальное японское оборудование на сотни миллионов долларов. И он просит меня помочь ему провести приватизацию по второй схеме и выкупить все акции. Я его спрашиваю: «А сколько стоят все акции?» «36 тысяч рублей», – отвечает он. Всего-то 36 тысяч – и завод переходит в частную собственность.

– Буквально даром. А что, ко­операции уже не было?

– Кооперация ещё была, но она уже перестала всех интересовать. Светлый период в истории развития нашей страны завершился. Это были два года свободы творчества и фанатичной веры в то, что мы делаем что-то очень правильное. В команде, с которой начиналось кооперативное движение, были люди нищие, не умеющие толком ничего продать. Но это были профессионалы своих дел, просто нереализованные, потому что всю жизнь подчинялись дураку-начальнику. И вдруг стали сами себе начальники. Вот откуда такой подъём, такая находчивость. Кто-то майки шил из кальсонов, а мы в тот же момент – переделывали игровые компьютеры в программные комплексы для космической промышленности. Потом доросли до персональных компьютеров.

– Это были годы, когда будущие владельцы собственности прятались ещё по подвалам. Делали там ремонт, закупали табуретки, ставили стол с факсом…

– И все были при ком-то. Власти, когда разрешили кооперативы, сделали маленькую сноску, она потом появилась и в Законе о кооперации 1988 года. Она гласила, что любой кооператив в Советском Союзе должен регистрироваться при госучреждении, которое несёт ответственность за его деятельность. Мой кооператив «Техника» – а до этого «Прогресс» – был открыт при Мосгорбытремонте. И вот такие разные организации стали пускать к себе кооператоров. Не удивляйтесь, постепенно кооперативы стали появляться при структурах ЦК КПСС и даже при Внешторге. Когда они стали появляться на секретных почтовых ящиках военной промышленности, мы уже ничему не удивлялись.

– А при ЦК чем они занимались?

– Наверное, отмывали «золото партии». Они же могли делать всё что хочешь. Забирали недвижимость ещё в те годы без права продажи, целые дома отдыха, открывали частные больницы. Но не сразу они дошли до этого. Была двухгодичная инерция. Долго присматривались.

– Присмотрелись и увидели, какие вы партвзносы с трудов праведных платите.

– Да, знаменитая история была с моим заместителем, который с заработка 3 миллиона уплатил 90 тысяч рублей взносов. Завернул деньги в газетку и принёс секретарю парторганизации института криминалистики, где работал. Бедняга, наверное, рублей 200 получал, таких денег в жизни не видел. Растерялся и спрашивает: «Что это?» Когда услышал про взносы, неуловимым движением выдвинул ящик, сгрёб деньги и закрыл. А что дальше делать, не знает. Потом написал в партбилете дрожащей рукой: заработок – 3 миллиона рублей, взносы – 90 тысяч рублей.

– А что было дальше?

– Я этот партбилет показал на всю страну в программе «Взгляд». А секретарь, когда очнулся, позвонил в ЦК. Там, конечно, растерялись, Горбачёву доложили только через два дня. Он в это время был в отъезде на Украине. А к нам пришли восемь человек проверяющих. ОБХСС, КГБ, КРУ Минфина… организаций посыпалось на нашу голову огромное количество. Но нарушений никаких не нашли. Отчётность в полном порядке. Подоходный налог заплатили 

2 500 000 рублей. Все взносы уплачены – ДОСААФ, охрана лесов, памятников, ещё что-то. Я сам за бездетность 180 тысяч рублей уплатил. Мы честно заработали эти деньги и хотели легализовать свой заработок. Чтобы спокойно их тратить. Что с нами делать, никто не знал. Ждали, что скажет Горбачёв. А Михаил Сергеевич по своему обычаю молчал.

– Не являлись ли кооперативы той самой заразой, которая постепенно убивала само предприятие?

– Такое действительно было сплошь и рядом. Когда кооператив появлялся на заводе и открывал маленький цех, туда перекочёвывали лучшие кадры. Туда же уходило всё сырьё, потому что вся пользующаяся спросом готовая продукция выпускалась этим цехом. Я вспоминаю интересный факт, с которым столкнулся, когда ездил в Смоленск. Вдоль дороги стояли коробейники и торговали красивыми полотенцами. Мне стало интересно, и я спросил, откуда товар. И они рассказали про местную ткацкую фабрику. Всё предприятие «лежало», работал только один кооперативный цех. Его продукция удовлетворяла спрос на смоленском направлении.

Произошло такое явление на предприятиях тоже не сразу. Где-то в 1988–1989 годах директора почувствовали вкус к кооперативам. В них же можно оформить родственников, а то и самих себя, получая без риска дополнительный доход, не вылезая из директорского кресла. Дальше они смогли уже приватизировать и сами заводы.

Мы эту тенденцию заметили в 1988 году. Меня вскоре избрали вице-президентом Союза кооперативов СССР. Случилось это после известного скандала со взносами. Мой кооператив «Техника» закрыли, деньги все конфисковали. И в 1989 году я перешёл уже на постоянную работу в Союз кооперативов. Его президентом был избран академик Тихонов Владимир Александрович (ныне покойный). Мы вытащили его насильно. Совет Министров СССР проталкивал своего кандидата и категорически не хотел допускать автора Закона о кооперации к руководству кооперативным движением.

– Кто ещё входил в Союз кооперативов?

– На состоявшемся в Колонном зале Кремля съезде кооператоров все республики уже трещавшего по швам СССР выдвинули своих представителей. Хорошие ребята были из Литвы, Латвии, Грузии…

– Его фамилия случайно не Патаркацишвили?

– Да нет. Такие люди, как Патаркацишвили, Березовский, Абрамович и другие известные сегодня личности, появились гораздо позже. Из тех, кто тогда начинал, самые узнаваемые фамилии – Фёдоров, Смоленский. Когда-то Смоленский начал с того, что пришёл ко мне и попросил деньги на открытие кооперативного банка.

– Тот самый банк «Столичный», который, по признаниям Березовского и Абрамовича, отмывал их деньги?

– Когда-то он просил на открытие банка, у него ничего не было. Но уже через полтора года я сам брал у него взаймы по три миллиона долларов. А всё остальное было уже гораздо позже.

Мы являемся не только свидетелями, но и участниками тех исторических событий, происходивших более двадцати лет назад. Поэтому, чтобы правдиво их воссоздать перед читателем, будем следовать исторической хронологии. Так вот, когда в 1989 году стало ясно, что кооперативное движение расслабляет и убивает государственную плановую систему, пришла идея создания Свободной экономической зоны. Причём раньше китайцев. Мы придумали её с Тихоновым, с ним же оговорили, где её делать. И с нами согласился Спиридонов – первый секретарь обкома Республики Коми. Мы вышли с письмом к Горбачёву, в котором предлагали «вернуть выпущенного джинна в бутылку». А именно, повсеместно запретить кооперативы по всей стране, кроме Коми АССР. Где в то время уже начались волнения среди шахтёров. Мы обещали ликвидировать забастовки. Более того, устроить там некий Гонконг, ввести свою валюту. Потом, отработав механизм новой рыночной экономики, его можно будет распространять дальше по стране. Это было бы наше изобретение в том далёком 1989 году. Если бы нам тогда разрешили…

– Теперь можно только представить, чем могло всё закончиться.

– А закончилось очень интересно. Туда приехал Бутурлин, знаменитый следователь Прокуратуры СССР, который вёл гремевшие на всю страну среднеазиатские дела. Жуткий человек, лицо полностью лишено мимики. Оно без мышц. Мы встретились в горкоме партии Воркуты, куда с Тихоновым приехали решать на месте вопросы горняков. Мы до этого спускались вместе с ними в шахту. Подписали меморандум о ненападении. Более того, шахтёры подписались под идеей создания Автономной Кооперативной Республики Коми.

– Кооперативная республика в составе Советского Союза?

– Да, именно так мы назвали её в своём проекте, который представили Горбачёву.

– Что же произошло дальше?

– Бутурлин вернулся в Москву и подал докладную записку в ЦК, в которой изложил следующие факты. Его приезд якобы снизил накал забастовочного движения, но приехали Тихонов и Тарасов, и забастовка возобновилась с новой силой. Что следует дальше. Горбачёв связывается по телефону со Спиридоновым. Всё происходит во время заседания партактива. То, что доносилось из трубки, прекрасно слышали все присутствующие в кабинете секретаря. Генсек в течение 15 минут разносил беднягу, не стесняясь в выражениях, с явным перебором ненормативной лексики. Мат сыпался вперемежку с фамилиями – Тарасов и Тихонов – и тем, что он думает о кооперативной республике. Так что коллеги Юрия Алексеевича стали невольными свидетелями уникальнейшего события из биографии Михаила Сергеевича.

*Спиридонов Юрий Алексеевич (1938–2010) – советский и российский государственный деятель, первый секретарь Коми обкома КПСС, председатель ВС Коми ССР и Республики Коми, глава Республики Коми.

- Случай действительно небывалый. Чтобы Горбачёв – матом?!

– Параллельно с этим произошёл и другой фантастический случай. Когда Спиридонов повесил трубку, через пять минут мы открыли дверь, счастливые, что целыми вернулись из Воркуты. Но тут же услышали: «Вон отсюда! Чтобы духу вашего тут не было!»

Вот так и была похоронена Кооперативная Республика Коми. Досадно всё это. Мы же не бандиты. У нас не было цели развалить Советский Союз. Мы хотели внедрить правильную экономику. Чтобы человек мог получать хорошие деньги за свободный труд. Мы же видели в этом счастье человеческое.

– Но был ещё один негатив. Успешный вид кооператоров, их наряды, машины привлекли криминал. Буйным цветом расцвели так называемые «крыши», которые тоже хотели получать свои взносы.

– Если снова обратиться к хронологии исторических событий, то выяснится, что в этот светлый период никаких «крыш» не было. Ни в 1987-м, ни в 1988-м. Бандиты занимались фарцовщиками, подпольными цехами, торговлей, кабаками. В 1989-м стали появляться «крыши». Причём не в Москве, а на периферии. Выпустили человека из тюрьмы, и вот он видит, что кто-то кафе открыл. Конечно, он идёт туда и говорит хозяину: «Теперь я буду тебя защищать». Да и милиция в то время ещё не была криминализирована.

– Ну а кто же виноват, что тот двухгодичный светлый период так быстро закончился? Продлись он до сегодняшних дней, у нас бы и свои Биллы Гейтсы появились…

– Да запросто! А виноват во всём многоуважаемый Михаил Сергеевич Горбачёв.

– Горбачёв уважаемый? И это говорит Артём Тарасов? После всего, что пришлось испытать?

– Получается, что он не только подписал договор о сокращении ядерного оружия, но и подписал приговор всем инициативным людям в нашей стране. И проложил дорогу таким дельцам, как Березовский.

– Я могу даже больше сказать, это было прямое указание генсека – сгнобить и закрыть все кооперативы. Полозков, секретарь Краснодарского крайкома партии, в 1989 году закрывал по 300 (!) кооперативов в день. По его указанию милиция приходила, выкидывала людей на улицу и опечатывала помещения без всяких объяснений.

– Впоследствии Полозков стал первым секретарём Компартии РСФСР.

– Выслужился, молодец. С таких молодцов волна покатилась по всей стране. Они же увидели, что не выдерживают никакой конкуренции. А с другой стороны, сын Лигачёва был кооператором. Тогда же началась и приватизация доходов, получение прав на собственность. А знаешь, кто занимался подготовкой документов на оформление в Моссовете? Елена Батурина.

– Та самая? Она уже тогда была женой Юрия Михайловича Лужкова?

– Нет, тогда она только готовила ему на подпись списки. Работая в Моссовете, он отвечал не только за регистрацию кооперативов, но ещё заведовал департаментом плодоовощного снабжения столицы. Был отчаянным трудоголиком. Вопросам ко­операторов мог посвятить время с 23.00 до 3.00. Подготовленные Батуриной документы он тщательно просматривал и выносил ночью решения лично: «Вот этому дам работать, а этому не дам!»

– А для Батуриной что стало толчком, чтобы самой заняться бизнесом? Она взятки не брала?

– Да нет. Не те времена. Цветочек, шоколадка. Просто она была толковым работником. Знала о кооперативном движении буквально всё. Прониклась. Решила попробовать сама. Получилось.

– Теперь будет заниматься ко­оперативным движением в Великобритании.

– Возвращаясь к причинам гибели кооператорства, кроме страхов Горбачёва, что могло ещё привести к преждевременной кончине хорошего дела? А то получается как всегда в России. Вроде дали свободу, но только ты решил что-то прокукарекать, – тебе хрясь по гребешку, чтобы не высовывался.

– Дело в том, что страх Горбачёва был вызван не только тем, что мы начали богатеть. Страх был вызван ещё вот чем. После того как мы провозгласили себя легальными миллионерами, в 1989 году впервые общественное мнение советских людей разделилось пополам. Поэтому через два года мы будем праздновать ещё и эту дату. И вот этого деления Горбачёв не мог вынести никак. Оно же докатилось даже до членов Политбюро. Когда меня разбирали, Яковлев поддержал меня двумя руками. И Лигачёв поддержал.

– Мы же все считали его ретроградом.

– Не надо забывать, что его сын был кооператором. Чебриков, председатель КГБ, меня поддержал. Против выступил Рыжков – самый главный наш оппонент. Тихонов рассказывал, как его разбирали на Политбюро после состряпанных Бутурлиным обвинений чуть ли не в попытке государственного переворота. С него же хотели снять звание академика, лишить депутатства в Верховном Совете СССР и прочих регалий. Когда зачитывали бутурлинскую стряпню, вступился Яковлев. И сказал, что все обвинения голословны. Не приведена ни одна цитата о подстрекательстве. Тем более что сам Бутурлин не спускался в шахту, а значит, и не мог этого слышать. Тут Горбачёв заёрзал: на самом Политбюро два противоположных мнения. И к его страхам добавился страх раскола. И он сказал: «Ну что ж вы, товарищи, выносите на Политбюро неподготовленные вопросы. Так и ошибиться можно. Нехорошо, понимаете ли».

После того как я выступил во «Взгляде», я получил два мешка писем. Один – с предложениями назначить премьер-министром, в другом – расстрелять немедленно этого предателя прямо на Красной площади. Ни одного половинчатого мнения. Вспоминаю встречу с генеральным директором НПО «Энергия». «Вы тот самый Артём Тарасов?» – спрашивает он и протягивает сторублёвую купюру. Даёт мне фломастер и просит: «Распишитесь. Я повешу её на стенку. Я же тоже должен получать миллионы. Я столько Советскому Союзу денег принёс. Почему они платят мне всего 600 рублей?»

И вот такая публика меня поддержала. И Горбачёв реально испугался революционной обстановки.

– Ему надо было не бояться, а возглавить это всё. Сейчас был бы лидером самой передовой страны в мире.

– Вот именно – если бы он возглавил. Я всё время вспоминаю анекдот, рассказанный Михаил Сергеевичем про себя. Умный анекдот, который ставит всё на свои места. Мне довелось его услышать, когда он пришёл на заседание уже ельцинского Верховного Совета РСФСР.

Спустившись в фойе, он предложил депутатам, которые его обступили: «Хотите анекдот про Горбачёва? Сейчас расскажу. У Рейгана сто охранников, один из них террорист. Кто – неизвестно. У Миттерана среди ста любовниц одна ВИЧ-инфицирована, но кто? А у Горбачёва сто экономических советников. И один из них умный. До сих пор не могу его найти». А беда в том, что это действительно так. Задёргали его, кто во что горазд. Абалкин, так тот вообще придумал термин «планово-рыночная экономика». Я Рыжкову так в лоб и сказал, что это мутант какой-то и он окончательно растащит страну и помрёт. В общем, затерзали Горбачёва окончательно. А в 1989-м он ещё увидел, как общественное мнение впервые за 70 лет так мощно заявило о себе. То, что тогда произошло, можно сравнить с выступлением сегодня на Болотной площади. Когда впервые за 12 лет правления Путина народ вышел, чтобы высказать своё мнение.

– Но тогда тоже не 70 лет ждали. Были крестьянские выступления и в 30-е.

– Это были кулаки, которых власть противопоставила остальному населению, представив как «врагов народа». Кстати, из кооператоров тоже хотели сделать врагов народа. На одном из заседаний Съезда народных депутатов СССР Андрею Сахарову прекрасно удалось сорвать одну из таких попыток. Сначала какой-то профсоюзный лидер в течение 40 минут буквально клеймил позором кооператоров, этот новый народившийся класс подонков и эксплуататоров на многострадальном теле нашей родины.

– Замечу, что через год профсоюзные лидеры, эти представители интересов рабочего класса, разворовали всю профсоюзную собственность. И занимаются этим по сегодняшний день.

– Правильно, потому что кооперативы открывались, в том числе и при профсоюзах. Через кооперативы они и прибрали всё, начиная с путёвок. Но тогда они клеймили.

– Воровали и клеймили!

– Затем перешли к прениям, в которых тоже всё клеймили. А Сахарова всё не пускали к микрофону. Он настаивал всего на одной фразе. Горбачёв наконец сдался, и великий Сахаров сказал: «По моим сведениям, из всего валового национального дохода страны на долю кооперативов приходится лишь 1%. Так давайте же закончим 6-часовое обсуждение этого 1% и перейдём к обсуждению остальных 99%». Сказано было просто и гениально.

– А могли кооперативы спасти Горбачёва от того чудовищного краха и позора, на которые он себя обрёк?

– Когда мы создали Союз кооперативов, мы объединили вокруг себя целую армию. Мы многое могли.

– Он же был вашим кумиром поначалу…

– Мы готовы были своими руками памятник ему сооружать. Мы настолько ему поверили, пошли за ним. Я ходил в Совет Министров как к себе домой. Мы представляли большую силу: 350 тысяч кооперативов, 6 миллионов работающих. Причём когда Прибалтика начала отделяться, её представители никуда не пропали, они были с нами. Горбачёв, конечно, мог бы нас использовать, у нас и пресса своя была – газета «КоммерсантЪ». У нас были деньги, в конце концов. Мы могли управлять общественным мнением.

– А не могла изначальная идея быть такой, что красные директора, различные партийные и комсомольские функционеры контролировали бы вас и использовали в своих интересах?

– Я не думаю, что такое задумывалось. На самом деле они были вместе с ворами и бандитами. Да ничего они не хотели. Они думали, что это продолжение пустых разговоров о перестройке. Какие там кооперативы! Я помню такую ситуацию. Всемирное общество миллионеров принимает меня в Австралии. И предупреждает, что сегодня ваше выступление, а в зале будет сидеть человек из России и задавать вам вопросы. Сажают напротив меня посла Советского Союза в ООН Белоногова. Вот такая фигура – ни больше ни меньше. А тот сразу с порога: «Вы мировая элита бизнеса, вы кого пригласили? Кооператора. Это шашлычник, колбасник, мелкая сошка. Да это вообще внеплановая экономика, мелочь. Мы процветаем, наша страна набирает обороты…» Это был полный финиш. И тут я сказал такое, что нормальный человек, находясь в капиталистической стране, сказать не может. Даже под дулом пистолета. А сказал я следующее: «Сейчас вы слышали официальное мнение советского правительства, Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза. Потому что говорил это мнение посол. А посол своего мнения иметь не может». Пауза в зале висела около минуты. А потом – бурные аплодисменты. Я сразу стал своим. Посол же покраснел и крикнул на весь зал: «Перед вами плоды перестройки. Год назад он этого не посмел бы сказать. Знал бы, что не сможет уже вернуться домой… никогда!»

– Артём Михайлович! Какие можно сделать выводы из прошлого применительно к сегодняшней ситуации в стране?

– Резюме очень простое. Тогда в 1987 году два года в народе был подъём. Если сегодня не создадут тот эффект, который тогда создался, когда каждый человек смог начать своё дело и что-то производить и богатеть, не будет никакой модернизации, ни инновации – ничего.

– Что можно предложить для сегодняшней власти? Может, встряхнуть страну, как 25 лет назад?

– Первое. Я хочу дать понять нашей власти, что в рыночной экономике народом, то есть людьми, никто не управляет. Люди сами управляют собой.

Второе. Бизнесу надо давать поблажки. Страна богата ресурсами. Компенсируйте затраты ресурсами. Сделайте налоговые освобождения на пять лет всему бизнесу.

А ещё я убрал бы подоходный налог и устроил налоговый рай. Люди сразу бы засветили свои зарплаты, они стали бы богаче, стали бы больше покупать. Деньги не уходят же куда-то за рубеж, они останутся здесь в обороте, который сразу начнёт расти, принося дополнительные доходы производителям, у которых растёт бизнес и повышаются зарплаты.