На Западе слово "кооперативы" традиционно ассоциируется с социализмом. В России с них началось частное предпринимательство.
Сперва "процесс пошел" ходко. Потом выяснилось, что взять немного хорошего плана и немного хорошего рынка можно лишь в теории.
К моменту принятия закона только в Москве уже насчитывалось около 550 кооперативов, созданных в порядке эксперимента. Старт дали принятые в феврале 1987 года постановления Совета министров СССР №№ 160, 161 и 162 о создании кооперативов по бытовому обслуживанию населения, производству товаров народного потребления и в сфере общественного питания.
Осенью 1987 года в павильоне "Стройэкспо" на Фрунзенской набережной прошла выставка первых изделий: "вареных" джинсов, кроссовок а-ля "Адидас", видеокассет, футболок с надписями "А я упрямо люблю "Динамо" и изображениями кота Леопольда и Микки Мауса в цветах советского и американского флагов: "Давайте жить дружно". Это было последнее публичное мероприятие, которое посетил Борис Ельцин в качестве первого секретаря горкома КПСС.
Революция в сознании
1 мая 1987 года вступил в силу закон об индивидуальной трудовой деятельности, 30 июня того же года - закон "О государственном предприятии", предусматривавший хозрасчет и элементы самостоятельности в выборе экономических партнеров. Закон "О кооперации" впервые со времен нэпа разрешил создание частных предприятий.
Для "страны победившего социализма" это было революцией в сознании.
Статья 10 закона гласила: "Вмешательство в хозяйственную или иную деятельность кооперативов со стороны государственных органов не допускается". И это в обществе, где партия более полувека "направляла и руководила" всем, от посадки свеклы до литературы!
Работа в частном секторе по найму оставалась для коммунистов эксплуатацией человека человеком, следовательно, недопустимой ересью. Подразумевалось, что кооператоры будут в одном лице работниками и собственниками.
Пожалуй, главной в законе была статья 25: "Кооператив самостоятельно определяет формы и системы оплаты труда членов кооператива".
И до Горбачева строители-шабашники или подрядные звенья в сельском хозяйстве демонстрировали невероятную производительность, но подобные эксперименты быстро пресекались: никто не должен получать слишком много, контроль над мерой труда и мерой потребления - ключевая функция социалистического государства.
В конце 1980-х годов кооператорами называли всех предпринимателей. Возникло устойчивое выражение: "демократы и кооператоры".
Советские и особенно иностранные корреспонденты не вылезали из первого в Москве кооперативного ресторана Андрея Федорова и без устали фотографировали частных шашлычников на Старом Арбате и привокзальных площадях.
Из первых кооператоров вышли будущие генералы российского бизнеса. Александр Смоленский начал с организации кооператива по строительству дач и гаражей, а Владимир Гусинский - по выпуску модных медных браслетов, якобы обладавших целебными свойствами. Кооператив Гусинского ежедневно штамповал пятьдесят с лишним тысяч браслетов, которые при себестоимости в три копейки шли по пять рублей.
Комиссию Моссовета по кооперативной деятельности возглавлял Юрий Лужков.
Гладко на бумаге
Экономические реформы Горбачева были отчаянной попыткой спасти страну. В 1988 году СССР экспортировал 144 млн тонн нефти по кажущейся сегодня смешной цене в 17 долларов за баррель (125 долларов за тонну). При этом за валюту продали всего 80 млн тонн, остальное ушло социалистическим странам по невыгодному бартеру.
Одновременно пришлось импортировать 40 млн тонн зерна по цене 176 долларов за тонну. Бюджет был сведен с 25-процентным дефицитом, покрывавшимся за счет внешних займов и распродажи золотого запаса.
Посягать на основы системы в Кремле не собирались, а на возникавшие противоречия закрывали глаза. Считалось, что достаточно кое-что слегка "расширить и углубить", и "процесс пойдет".
Горбачеву и его экономическим гуру Леониду Абалкину и Абелу Аганбегяну виделось нечто вроде второго издания нэпа: командные высоты остаются за государством, а не связанные бюрократической регламентацией, гибко реагирующие на спрос кооперативы ликвидируют дефицит потребительских товаров и услуг, с чем у плановой экономики дело всегда обстояло плохо.
Подобные мысли осторожно высказывались и в советское время. Юлиан Семенов в романе "ТАСС уполномочен заявить" вывел широко мыслящих генералов и полковников КГБ, недоумевавших, какой вред социализму могут нанести частные сапожники?
Поначалу царила эйфория. Поскольку идея получила отмашку с самого верха, действовал принцип: разрешено все, что не запрещено. Патент на открытие кооператива стоил пять рублей! Налоги были минимальные: три процента с выручки.
Затем начались трудности. Оказалось, что каждый экономический уклад имеет свою внутреннюю логику, все его элементы взаимосвязаны, и сказав "а", надо либо говорить "б", либо поворачивать назад.
Надстройку в виде кооперативов водрузили на фундамент планового хозяйства, в котором все виды сырья не продавались, а распределялись по фондам. В разнарядках Госплана и Госснаба никаких кооперативов, разумеется, не значилось.
То же мясо для шашлыков в магазинах не лежало, а если покупать его на рынке, то цены делались совершенно неподъемными для абсолютного большинства. В ресторане Федорова расценки превысили уровень элитарных "Арагви" и "Праги" в восемь раз. А промышленное сырье и на базаре найти было невозможно.
Это было славное время. Тысячи измордованных бессмысленной работой инженеров, нищих научных работников, безработных журналистов и подпольных цеховиков с бесшабашной радостью, отвагой и идиотизмом ринулись в этот омут освобожденного труда. Возможность проявить себя, как ты хочешь, и заработать, сколько сможешь, кружила голову и захватывала воображение."
Валерий Дранников,
журналист, один из первых московских кооператоров
В результате работать смогли лишь те, кто имел связи и получал фондовое сырье за взятки. Директора открыли при своих заводах кооперативы из доверенных лиц, выпускали продукцию из дешевых материалов, с использованием государственных производственных мощностей и электроэнергии, продавали ее по свободным ценам и присваивали сверхприбыль.
Фактически был запущен механизм номенклатурной приватизации, хотя формально предприятия оставались в госсобственности. Между рабочими, попавшими в "кооператоры" и оставшимися на старых зарплатах возникли, мягко говоря, трения.
Бывший сотрудник 9-го главка КГБ Владимир Ряшенцев создал кооператив "АНТ" (Автоматика, Наука, Технология) и занялся продажей за границу через Новороссийский порт списанных танков в обмен на компьютеры. Достоверно неизвестно, продавались ли танки на металлолом, или "АНТ" сбывал неизвестно кому действующие машины.
В то время купить доски и гвозди в Москве было невозможно. Просто невозможно. Ни за какие деньги"
Александр Смоленский,
кооператор, будущий олигарх
Понятно, что организовать такой бизнес без высоких покровителей невозможно. Назывались, в частности, имена премьера Николая Рыжкова и его заместителя Владимира Гусева.
"Хозяин Кубани", первый секретарь Краснодарского крайкома КПСС Иван Полозков в январе 1990 года с помощью подконтрольных ему местных силовиков схватил "антовцев" за руку при попытке вывезти очередные 12 Т-72 и устроил скандал: вот до чего докатились "жулики-кооператоры", танки, силу и гордость нашу, сплавляют за кордон!
Полозков приобрел репутацию непоколебимого борца за советские ценности и спустя полгода был избран первым секретарем ЦК вновь созданной компартии РСФСР.
Двоемыслие
Еще большим препятствием стал моральный климат в обществе
С одной стороны, при Брежневе советская власть заключила с народом негласный договор, позволив работать вполсилы, попивать и тащить с производства, что плохо лежит, в обмен на внешнюю лояльность. Самопожертвования и сверхусилий больше не требовалось. С другой стороны, всякая частная инициатива пресекалась, потребительство и вещизм постоянно подвергались осуждению.
Уже при Горбачеве, в ходе короткой, но шумной кампании по борьбе с нетрудовыми доходами летом 1986 года под это определение попадали любые доходы, полученные не из рук государства.
Полозков устраивал на Кубани "помидорные войны" - сносил бульдозерами частные теплицы и парники. Проконтролировать репетиторство и частный извоз было невозможно, поэтому с ними боролись словесно.
В газетных очерках о хороших людях, внедривших на заводе какое-нибудь рацпредложение или организовавших спортивный кружок для подростков, непременно подчеркивалось, что для себя-то герой никакой выгоды не извлек.
Журнал "Крокодил" напечатал фельетон о человеке, который изготавливал и продавал на базаре фланелевые стельки для обуви: да, он много работает и приносит пользу, но думает при этом не о людях, а о своем кармане.
"Комсомольская правда" опубликовала письмо некоего студента Александра, обеспокоенного инициативой ЦК ВЛКСМ по созданию "стройотрядов коммунистического (бесплатного) труда": не распространят ли этот принцип на все отряды, а я из небогатой семьи? Газета снисходительно похлопала читателя по плечу: не волнуйся, Саша, никто не посягает на твои честно заработанные рубли, но мы не сомневаемся, что твои дети и внуки будут работать, не думая про деньги.
Четыре года мы топчемся на месте, с испугом делаем шаг вперед и тут же отпрыгиваем два прыжка назад"
Борис Ельцин, "Исповедь на заданную тему"
Сказать, что народ полностью пропускал пропаганду мимо ушей, было бы неверно. В умах царило двоемыслие: можно ловчить и даже воровать, если понемножку, главное - не выделяться. Можно руководствоваться в жизни личным интересом, но бравировать этим неприлично. В данном смысле советские граждане напоминали колхозников 1950-х годов, которые не могли сказать двух слов без мата, но попав на экскурсию в трофейную Дрезденскую галерею, при виде обнаженной натуры багровели и принимались кашлять от смущения.
По понятиям большинства, человеку надлежало делать, что велено, а государству снабжать и обеспечивать, желательно даром. Сегодня трудно себе представить, какой гнев порождали, скажем, платные кооперативные туалеты.
Людей с советской психологией раздражали не столько реальные экономические последствия появления кооперативов - они были незначительны, - сколько моральная реабилитация духа наживы и неравенства.
Массовые рассуждения исходили из того, что высокие доходы в принципе не могут быть честными, и что если какие-то товары и услуги по цене не доступны каждому, то пусть лучше их совсем не будет.
Не только на обывательском, но и на официальном уровне шли бесконечные дискуссии на любимую тему: "Сколько можно зарабатывать?" Леонид Абалкин в августе 1988 года заявил, что потолок для кооператоров должен составлять где-то в районе 700 рублей в месяц.
Когда основатель кооператива "Техника", потомок дореволюционных купцов Артем Тарасов в январе 1989 года цивилизованно уплатил 90 тысяч рублей партвзносов с дохода в три миллиона, в этом усмотрели цинизм. Правда, другие сограждане спустя год с небольшим выбрали Тарасова народным депутатом РСФСР.
Многие законопослушные и трудолюбивые люди, которые в других условиях нашли бы себя в кооперативах, боялись идти туда из-за разговоров, что "их всех скоро пересажают".
Номенклатура подогревала эти настроения, не без оснований видя в развитии частного предпринимательства и появлении среднего класса угрозу своей власти. Самыми распространенными в устах партаппаратчиков и "консервативно-послушного большинства" депутатов в отношении новых веяний в экономике стали слова "непродуманные решения".
Михаил Горбачев не был диктатором, а сам провозгласил плюрализм мнений. К тому же лидер явно колебался: то заявлял, что "переменам нет альтернативы", то вспоминал про социалистический выбор, сделанный его дедушкой.
В написанном в 1988 году популярном стихотворении поэта Геннадия Григорьева рассказывалось, как "дядя Миша" перестраивал сарай, энергичные молодые люди предложили помочь и снести развалюху, а "дядя Миша говорит: не трожь фундамент, он еще четыре века простоит".
Все в тень
Не успев опериться, кооперативный сектор оказался под сильнейшим прессингом. Расширив рамки свободы, государство тут же принялось отыгрывать назад.
Еще до принятия закона, в марте 1988 года, правительство ввело драконовский налог на личные доходы кооператоров: 30% в диапазоне от 500 до 700 рублей в месяц, 70% от тысячи до 1500, 90% на все свыше полутора тысяч рублей.
Министр финансов Борис Гостев откровенно объяснил причину: "нечего плодить спекулянтов", "прослойка богатеев приведет к социальному расслоению".
С декабря 1988 года вышли несколько постановлений, запрещавших создание кооперативов в тех или иных видах деятельности.
"Понадобилось не так уж много времени, чтобы превратить дорогу, которая должна была вести к изобилию, в прифронтовую полосу. Кооператорам отказали в льготном режиме налогов даже на период становления, установили различные ограничения на реализацию производимой ими продукции, заставляли покупать сырье и оборудование по ценам в несколько раз выше государственных", - вспоминал Леонид Онушко, в 1988 году основавший кооперативное кафе в Набережных Челнах, а впоследствии ставший президентом банка.
Основы большинства крупных состояний и фирм, которые доминируют сегодня, были заложены в 1988–1991 годах. Решающий вклад в первоначальное накопление внесли правительства Николая Рыжкова и Валентина Павлова. Именно при них возникла культура "легких денег", которая, с одной стороны, привела к развалу советской денежной системы, а с другой - оказалась мощным стимулом для появления нового класса предпринимателей"
Егор Гайдар,
и.о. премьер-министра России в 1992 году
нешне все обстояло блестяще: к началу 1989 года были зарегистрированы 77,5 тыс. кооперативов, спустя год - 193 тыс. с числом занятых 4,9 млн человек. Кооперативы действовали в 20 отраслях экономики. Но большинство из них либо представляли из себя "директорские" кооперативы, паразитировавшие на госпредприятиях, либо занимались перепродажей и обналичиванием денег.
Августовский путч и реформы Ельцина-Гайдара сняли вопрос о кооперативах с повестки дня. На смену перестроечному романтизму и метаниям пришли жесткие реалии эпохи первоначального накопления.
Пионер российского капитализма, ресторан Андрея Федорова, не дожил до его юбилея. По адресу Пречистенка, 36 теперь находится филиал коммерческого банка.
